Море удивительных историй от известного вратаря ЦСКА – в одном клике от вас.

Андрей Новосадов — один из самых известных «армейцев» догинеровской эпохи. Именно он защищал ворота ЦСКА в сезоне-1998, когда команда выдала впечатляющую победную серию, обыграла «спартак» 4:1 и завоевала серебро. Именно он играл во второй части сезона-1999, когда ЦСКА в концовке вырвал бронзу. Сейчас Новосадов работает тренером вратарей в не имеющем профессионального статуса «Витязе» и в прессе появляется нечасто. Хотя рассказать ему есть что.

Пенальти, Акинфеев

— Если искать вашу фамилию в поисковике, первое и главное, что он выдаст, — про ваши голы. Вы единственный вратарь в российской истории, кто забил гол в Высшей лиге, а ведь на вашем счету ещё забитый мяч в Кубке. Как так получилось? 
— Перед кубковым матчем с «Торпедо-ЗИЛ» в Нижнекамске мы не забили три пенальти, и когда последовал вопрос «кто будет бить?», все ребята отвернулись. Я вызвался. Почему нет, если ты уверен в собственных силах? 

— И дальше по инерции били в чемпионате. 
— Там уже никто не спрашивал. При счёте 0:0 подошёл и забил, а играли мы с «Факелом», прямым конкурентом.

— Вы же забивали с пенальти ещё в дубле ЦСКА. 
— Да, раза два. 

— А мазать приходилось? 
— В официальных играх — нет.

— Если у вас так хорошо всё было с пенальти, почему дальше не били? 
— Я сразу сказал: «Как только появится человек, который уверен в своих силах, меня к точке и на танке не подтащишь». Каждый должен заниматься своим делом. Просто здесь так сложилось. 

— Вы не только хорошо били пенальти, но и уверенно их отражали. У вас почти 40 процентов. 
— Не считал, но были отражённые пенальти. 

— Одно другому помогает? 
— Вратарю при пенальти легче. Отбил — герой. Пропустил — ничего страшного. Психология. А когда бьёшь, ты просто знаешь, как нужно мяч поднять, чтобы вратарь туда не долетел. 

— Бывает, что по игроку до удара видно — не уверен в себе? 
— Конечно. По тому, как берёт, ставит мяч на точку уже многое понятно. 

— Вот, например, Смолов на чемпионате мира. Недавно он дал интервью и рассказал, что не знал, куда ему бить. 
— Было видно. Долго мяч устанавливал. Так бывает обычно, когда человек не уверен. Разбег короткий… 

— То есть у вас было ощущение, что Смолов не забьёт? 
— Да.

— А когда Фернандес бил? 
— Там всё было уверенно, просто не попал в ворота. Вратарь ничего сделать не смог бы. 

— С Акинфеевым хоть немного знакомы? 
— Практически нет. Когда он играл за дубль, мы не пересекались. А когда Игоря стали подпускать к основе, меня в ЦСКА уже не было. 

— В чём его уникальность? 
— Такие люди появляются редко. О том, что растёт парень, я слышал и когда играл в ЦСКА, и после ухода. Вырос в нашего сильнейшего вратаря, пусть даже за сборную Игорь уже не играет.

— Сравнения Акинфеева с Яшиным — не перебор? 
— Яшин оказал влияние на развитие футбола. Он первым начал вводить мяч в игру рукой, играть на выходах — этого до него никто не делал. А Игорь — уникум, человек, который отлично умеет всё и при этом удивительно стабилен. 

— Какое качество есть у Акинфеева, которого не было у вас? 
— Уверенность в себе. У меня это пришло с годами, у Игоря — с юных лет.

— Вы стали вратарём, потому что всегда были крупным парнем? 
— Маленьким я точно не был. А эпизод, когда я встал в ворота, отлично помню. Играли на старой «Песчанке», на коробке. Выгнал вратаря из ворот, встал сам. Удар, я падаю на асфальт и отбиваю. И тренер такой: «Парень, это теперь твоё место». 

— А где до этого играли? 
— Я сейчас тренером работаю и пытаюсь донести до коллег, чтобы в таком возрасте пацанов не ограничивали. Постоял в воротах, пусть побегает в нападении. Не надо узкопрофильности так рано. Игра сама всё покажет, кому и кем быть.

— Основные вехи вашей игровой карьеры связаны с «армейской» командой. Вы воспитанник клуба. Почему именно ЦСКА? 
— Отец болел за эту команду. Я ездил на Песчанку с «Академической» через всю Москву. Он водил меня на матчи ЦСКА. Помню, Астаповский приезжал на игры в военно-морской форме. Он мне больше всего из команды нравился. Всё-таки вратарь. 

— Кто у вас тренером был? 
— Николай Дмитриевич Козлов. Хороший выпуск подготовил. Наш 1972 год выиграл по Москве всё что можно. На первый созыв в юношескую сборную СССР поехали четыре человека из нашей команды – я, Лешка Гущин, Валерка Минько и Сашка Гришин. 

— Капитаном в той сборной, кажется, был Мамчур, который позже тоже окажется в ЦСКА. Трагическая судьба у человека. В 25 лет умер. 
— Там тёмная история. Вроде бы его нашли замерзающим в сугробе. Потом привезли в больницу, но было поздно. Хороший, добрый парень. 

— В том ЦСКА, в котором вы начинали, в основном был молодняк. 
— Были и свои «дедушки». Быстров, Броха, царствие небесное обоим. Татарчук сезон провёл.

— Рассказывали, что Татарчук любил молодых гонять. 
— Ну он западэнец. Из Западной Украины. Злой такой по жизни. Маленький, колючий. Но к вратарям, к большим, не подходил. Накричать издалека мог, но близко не приближался. 

— Есть мнение, что на вратарей вообще не стоит кричать. 
— По ходу матча – точно нет смысла. Ну накричишь — он после этого будет лучше тащить? Успокоить – да. Но лучше вообще ничего не говорить. Главная задача тренера вратарей – так подвести человека к матчу, чтобы его психологическое состояние было оптимальным. После игры тоже орать не стоит. Вратарю надо в себе этот матч переварить. Хотя главные тренеры будут кричать всегда. А тренер вратарей должен быть очень большим психологом. Наутро на тренировке, пока ребята гнутся, лучше подойти и спокойно объяснить, что в игре было не так. Нормальным тоном, без крика.

ЦСКА-1998, гол от Робсона

— Когда говорят о ЦСКА второй половины 1990-х, главная ассоциация – ваша потрясающая серия 1998 года, когда во втором круге команда одержала 14 побед в 15 матчах. 
— Славные времена были. Помню одну историю. В конце 1997 года президентом ЦСКА стал Шахруди Дадаханов. Команда в том сезоне провалилась – заняла 12-е место. Тем не менее по окончании чемпионата для нас закатили шикарный банкет. Были жены, близкие. Сидим, разговариваем с Максом Боковым. Подходит Дадаханов: «Ну чего, парни, как в следующем сезоне сыграем?» Макс весело: «Да в тройке будем!» Дадаханов смотрит на него: «Ну смотри, Макс, я тебя за язык не тянул». Первый круг, если вы помните, мы закончили на 14-м месте. Я тогда спросил у Макса: «Ты хоть помнишь, что тогда Шаху говорил?» Он: «Ё-мое, не напоминай!»

— Куда, кстати, пропал Дадаханов? 
— Слышал, вроде бы во Францию уехал. Но без подробностей. 

— Итак, лето 1998-го, ЦСКА на 14-м месте. Как стал возможен ваш резкий скачок? 
— Пришёл новый тренер — Долматов. Предложил перестроить игру. Успокоил обстановку. А дальше шли от игры к игре. Кайф получали даже на тренировках. Все были друг за друга и ещё за того парня. Плюс получалось, шло. 

— Апогей той серии – разгром «спартака» со счётом 4:1, который прервал семилетний период без побед в дерби. 
— Заряженность была колоссальная. Выходили – и грызли это поле. Когда Хомуха четвёртый забил и я увидел разведённые руки Филимонова, в голове проскочило: «Да, и у нас в ЦСКА крутые парни есть».

— Хомуха был талантом по штрафным. На вас тренировался? 
— Регулярно. Ему нужно было бить в определённые зоны, чтобы мяч было почти не достать. А Вовка Кулик после тренировки минут десять выходы один на один тренировал – на скорости. 

— В самом конце матча со «спартаком» вы пропустили неожиданный гол от Робсона. 
— Дурак потому что. 

— Неожиданная самокритика. 
— Не надо читать бразильца, особенно такого. Я посмотрел: двое набегают на дальней штанге, а Робсон голову опустил. И я подумал: «Ну, сладкий, я тебя сейчас возьму». А сладким в итоге оказался я: он в ближний угол пробил. Я потом дико корил себя за это! 

— Почему? 4:1 – тоже крутой счёт. 
— Хотелось всухую сыграть. Мне в том чемпионате забили ещё только в последней игре, в Ярославле. Остальные по ходу этой серии все на ноль провёл. Сам виноват, что запустил. Читающий мальчик в ЦСКА был. Открыл журнал не на той странице.

— В том году нарисовалась монолитная оборона ЦСКА: Корнаухов-Варламов-Боков-Минько. За ней вы чувствовали себя как за каменной стеной? 
— Очень грамотные ребята. Но у нас не только эта четвёрка решала в обороне. Очень большую работу проделывал Сашка Бородкин, который играл в опорной зоне. Если кто-то из защитников выдергивался вперёд, он сразу закрывал зону. Здорово действовали два края – Серега Филиппенков и Димка Хомуха. Они знали, куда загонять соперников с мячом – чтобы они вообще оттуда не выбрались. Всё это репетировалось на тренировках. Серега Семак и Вовке Кулику помогал, и вглубь оттягивался. Даже Гриня назад возвращался, хотя он был не большим любителем этого дела – ему бы вперед побежать. Помню, мы смеялись над ним, когда он забил гол «Барселоне».

— Почему? 
— Спрашивали: «Гриня, ты же вообще стоячий, как ты убежал-то от Кумана?» А Куман совсем тихоходом был, почти не бегал. Мы шутили: «Гриня, ну ничего себе у тебя рывок-то!». 

— С такими партнёрами, как в ЦСКА в 1998-м, вы могли вообще, образно говоря, курить в воротах.
— На самом деле, моменты в каждой игре были. Не до сигареток.

— К слову: а в том ЦСКА многие курили? 
— Про других не буду говорить. Я курил. Как в юношескую сборную СССР попал – так и закурил. 

— А почему? 
— В карты сидишь, играешь – все дымят. Чего выделяться?

Долматов, штрафы

— Почему летом 2000 года вы ушли из ЦСКА в аренду в нижегородский «Локомотив»? 
— Из-за разногласий с главным тренером. После сезона-1998 Долматов обозначил, что его не устраивает центральная линия. В итоге он убрал из команды Гришина и Бородкина. А после сезона-1999 сказал, что ему не нравятся вратари – Гончаров и я. Убирал по линиям. В чемпионате-1999 я играл очень мало. Ребята начали намекать, что результата нет, надо что-то менять. И тут Долматов решил выставить меня в Волгограде. А вы же помните, какая там бригада в те годы была: Веретенников, Нидергаус, Есипов. 

— Конечно помним. 
— Видимо, он думал, что я сейчас там провалюсь. А мы сыграли 1:1. Когда Володька Кулик сравнял минут за 10 до конца, он прибежал ко мне с той половины поля и запрыгнул на руки. А в самом конце я ещё и пенальти отбил. И после этого Долматов стал меня иногда выпускать. Концовку чемпионата стоял уже полностью я. Мы там практически всё выиграли и заняли третье место. Но отношения всё равно оставались сложными. После сезона меня вызвали к гендиректору клуба Степанову. Долматов сказал: «Мы решили сделать ставку на более опытных вратарей». ЦСКА тогда вернул Кутепова и позвал Окрошидзе. Я поднял руки: «Всё ясно, не продолжайте». И уехал в Нижний – Овчинников очень хотел видеть меня у себя. А через полгода в ЦСКА снова пришёл Садырин и вернул меня обратно. 

— Долматов 1998 года и 1999-го – разные люди? Все же говорили про идеальную атмосферу в команде, которая была во время вашей знаменитой серебряной серии. 
— Поначалу он себя не выпячивал. Пришёл летом 1998-го, расставил всех игроков по позициям, спокойно объяснил, что делать. После побед говорил: мы выиграли, мы смогли. А потом у него началось: я, я, я. Вдобавок летом 1999-го нас крупно оштрафовали за поражение от «Мольде» в квалификационном раунде Лиги чемпионов. 

— Знаменитая история. 
— Суммы были баснословными. Нам выплатили не все премиальные за сезон-1998 и таким образом решили их скостить. Мне были должны 54 тысячи долларов. Сереге Семаку — 44. Кому-то из ребят – 40. Кому-то – ещё меньше.

— Вам – больше всего? 
— Вроде бы да. При этом в матче с «Мольде» я не сыграл ни минуты. После возвращения из Норвегии у нас была игра со «спартаком». Долматов вызвал нас, спросил, что мы будем делать? Мы сказали, что не собираемся выходить на матч со «спартаком». 

— Даже так? 
— Это объявил Женька Варламов. А мы все его поддержали. После этого Женька спросил у Долматова: «Вы с нами?» А тот: «Если вы выйдете играть – я с вами. А если нет – я против вас». Мы сказали: «Всё понятно». Развернулись и ушли. 

— Поняли, что теперь Долматов – не ваш тренер? 
— Да, я понял ситуацию именно так. Ясно, что финансы — не вопрос тренера. Но тогда ты будь с нами. А не просто спускай всё на тормозах. Он мог поставить вопрос перед руководством, добиваться, чтобы не было таких штрафов. Но этого не произошло. 

— А как вы узнали о штрафах? Кто сообщил? 
— Нам выдали конверты перед тренировкой. Бухгалтер приехал и раздал. Раскрываем – а там листочки с суммами. Без объяснения причин. А на словах донесли, что это штрафы за неудачную игру в матче с «Мольде». 

— В итоге «спартаку» вы проиграли 0:4 – с таким же счётом, как и «Мольде». 
— Игру никто не сдавал. Все просто были пустые и ошарашенные. 

— Вам не хотелось спросить у руководства: «А почему меня оштрафовали – человека, который не сыграл ни минуты в матче с «Мольде»? 
— А какая разница? Ты же в команде находишься. Смысл из-за какой-то копейки идти просить только за себя? 

— Копейки? 
— Ну, не копейки, конечно. Но суть в том, что оштрафовали всех. Почему я должен был выделяться? Да и кого спрашивать? В этом не было смысла. С нами даже разговаривать никто не хотел. 

— Как вы в итоге дотянули до третьего места в сезоне-1999, если в команде была такая негативная аура? 
— Сами собрались. И вытянули. В концовке ребята бились друг за друга.

— За третье место премии были? 
— Там были премиальные за отдельные игры, не за место. За первую победу давали три тысячи долларов. Следующая, если шла серия – три с половиной. Дальше – четыре, четыре с половиной. И, наконец, пять. Больше пятёрки не давали. Точно так же было в 1998 году. Поэтому мы тогда столько и «накопили». 

— Что произошло в матче с «Мольде»? 
— Просто провалились – ни с того, ни с сего. Но, наверное, лишней была поездка в Англию накануне ответной игры. Нас пригласили на открытие нового стадиона «Дерби Каунти». Долматов сказал, что все там сыграют по тайму. Но в итоге основные футболисты провели все 90 минут. Пробыли там четыре дня, потом полетели в Мольде. Не ищу оправданий, но, возможно, команде не хватило свежести. Подкосило удаление Холли. А дальше не смогли перестроиться. Бывают такие моменты, когда ничего не сделаешь.

Гришин, свадьба

— ЦСКА начала 1990-х – это тоже масса интересного. Есть, например, замечательная история – про шкаф и Александра Гришина. Хотим услышать подробности от первоисточника. 
— Дело было на сборах. Захожу в номер после тренировки, усталый. Дверь открыта, внутри никого. Начинаю переодеваться. Вдруг сзади открывается дверь шкафа: тихо, без скрипа. И слышу прямо на ухо: «У-у!» Мальчик пошутить захотел, попугать меня. Какой в такой ситуации нормальный рефлекс? Я развернулся и сразу в пятак. Он обратно в шкаф. Говорю: «Ты идиот? Так шутить не надо». «Да понял я уже, понял», — отвечает. Сидит, нос чешет. 

— С рефлексами у вас полный порядок. 
— А как ещё? Надо реагировать сразу. Бей первым (улыбается). Была ещё одна история с тем же Гриней. На сборе в Германии. 

— Так. 
— После тренировки обычно шли серии из нескольких ударов. Для вратаря — мучение, а для полевых – кайф. Поставил мяч, и бей куда хочешь. А у Сашки всегда был приличный удар. Забил мне в первой серии, во второй. И главное – промолчать не может, комментирует. Раз пошутил, два. Я ему говорю: «Саш, не шути». Замолчал. Потом сорвался, в третий раз пошутил. Я не выдержал, перчатки скинул – и за ним! 

Тот сиганул в поле с капустой. Я понимаю: мне его не догнать. Пошёл к автобусам, жду его там. Мы тогда ездили до гостиницы не на большом автобусе, а на маленьких рафиках. Один ушёл, второй, третий – его нет. Уходит четвёртый, последний. Я сел в него, а Грини всё нет. Я приехал в гостиницу, помылся, пошёл на обед. Смотрю – и в столовой его нет. 

Наконец, ко мне подходят Валерка Минько и Олег Сергеев: «Ладно, Андрюх, прости его». Я им: «Где этот урод?» «У нас в грязной форме сидит, боится выйти». «Пусть выходит, — отвечаю. – Я не трону».

— Гришин вспоминал самую серьёзную в своей жизни встречу со спиртным. Уверяет, произошла на вашей свадьбе. 
— Я читал это интервью. Мы с Танькой, женой, ржали. Выпил он тогда нормально. Из туфли Танькиной пил. 

— Правда? 
— Да он тамаду там затмил! Тот сел в сторону с баяном. Говорит: «Я вообще здесь больше не нужен». Так вот: свидетель должен был выкупать Танькину туфлю. Её девчонки украли, подружки. Спрашивают у Грини: «Так, сколько дашь? 100 долларов? 200?» «Щас, 200» — отвечает. Снимает с себя ботинок и надевает ей на ногу. «На, носи! Но 200 не отдам». Зато потом из этой туфли и пил. 

— Тогда, кажется, несколько свадеб подряд у игроков ЦСКА было. 
— Три за неделю! Сначала у Валерки Минько, потом у Дэна Машкарина и, наконец, у меня. Когда ко мне ребята приехали, некоторые уже не понимали, куда попали: «Андрюх, а у кого мы сейчас на свадьбе?» «Ничего, ничего, парни, — говорю. – Терпите». 

— Гришин разоткровенничался, что после такого количества алкоголя словил в итоге «белую горячку». 
— Вот он чешет (улыбается). Я не помню таких подробностей.

Садырин, рак

— Тренеры ловили вас когда-нибудь за спиртным? 
— А как без этого? Мы не позволяли себе ни в день игры, ни за день до неё – это табу. В другие всё могло случиться. Мы, конечно, старались не попадаться. Но просечь-то всегда можно. Сыграл, допустим, товарищескую игру на сборах. Пошёл после неё пива попить. Не успел глоток сделать – уже оштрафован. Из зарплаты вычитали. 

— Много? 
— Если в первый раз – по минимуму. Рецидивисты платили больше. 

— Сейчас некоторые тренеры легкий алкоголь разрешают. 
— В мои времена строже было. Хотя что такое два-три пива с моим-то весом? Как слону дробина. О, была одна яркая история с Садыриным. 

— Слушаем. 
— Играли с кем-то на «Динамо». Влетели 0:1. В раздевалке Садырин говорит: «Так, пошли поцеловали жен – и в автобус. На неделю на базу – до следующей игры». Мы в шоке.

— Представляем. 
— А у меня на базе в Архангельском служил младший брат. Ухаживал за полем, ещё какие-то работы выполнял. Делаю «звонок другу». «Езжай, — говорю, — пивка привези». Потому что иначе невозможно, элементарно не заснуть. Сели с ребятами у меня в номере. Прилично посидели, часов до четырёх. Больше не пили даже, а игру обсуждали. Не то чтобы пихали друг другу, но претензии высказывали. Такой разговор иногда нужен. 

— Что дальше? 
— Будят в восемь утра. Спускаемся. У крыльца стоит Садырин: «Так, ребятки, давайте кроссик. 10 километров». Я, конечно, очень недобро на него посмотрел. А что делать? Побежали. Я, само собой, отстаю. Меня уже на круг обогнали. В итоге не выдержал. Вернулся к ступенькам базы. «Пошли вы к черту!» — говорю. И пошёл наверх. А Садырин смотрит на меня и усмехается: «Андрюх, я думал, ты меня ещё перед первым кругом пошлёшь». 

— В своём стиле. 
— Сразу после этого кричит остальным: «Тормози!» Ребята останавливаются, подходят. Он им: «Значит, так. Сейчас баня – это обязательно. Потом по машинам — и домой. Но чтобы к 11 вечера все были в нормальном состоянии и на базе». Мы попарились, поехали по домам, отдохнули головой. Зато следующий матч выиграли.

— Замечательная история. 
— Есть одна, связанная лично со мной. Татьяна Яковлевна, его вдова, рассказывала. Павел Фёдорович очень любил собак. И тут он подобрал на улице одного пса. Мордатого такого, мохнатого. Привёл домой и говорит: «Будем звать его Андрюхой». «Почему?» — спрашивает жена. «А он такой же большой и добрый. Пока не разозлишь».

— Когда узнали, что Садырин неизлечимо болен? 
— По нему это было видно. Мы всё понимали. Когда в конце 2000 года упал с лестницы на базе и сломал шейку бедра, началось обострение. А потом стал месяц за месяцем угасать. Помню, во втором круге чемпионата-2001 я перебрался в «Торпедо-ЗИЛ», и мы играли с ЦСКА. А Садырин вообще одним из последних узнал, что я ушёл. После игры он подошёл ко мне и спросил: «Ты зачем это сделал? Чего меня не дождался?» Я ответил: «Так было нужно». В следующий раз увидел его уже в больнице, за день до смерти. 

— Печально. 
— Нас приехало туда человек восемь – я, Гриня, Варлам, Олег Сергеев, Володька Кулик, Димка Хомуха… Понимали, что по сути прощаемся. 

— Говорить он уже не мог? 
— Почти нет. Мы сзади стояли. Он что-то шептал, а Татьяна Яковлевна озвучивала нам. А мы отворачивались и смахивали слёзы. Потом он каждого из нас обнял и поцеловал. Прощался. Он тогда уже весь высох. Было видно, как ему больно. Яковлевна сказала, что ему предлагали наркотики, обезболивающие. Но он отказался. Представляете, какой сильный был мужик!

Перхун, чистка Газзаева

— Почему вы, кстати, тем летом ушли из ЦСКА в «Торпедо-ЗИЛ»? 
— Я уже был вторым за Серегой Перхуном. А в середине сезона взяли ещё и Веню Мандрыкина. Он уже тренировался с командой, но Игорь Кутепов, который тогда работал с вратарями, в запас всё время ставил меня. Игоря вызывали, спрашивали: «А почему не Мандрыкина ставишь»? А у нас с Игорем нормальные отношения. Я подошёл к нему и говорю: «Всё равно всё кончится тем, что надо будет ставить его, а я буду третьим». И тут как раз за мной приехал Кучеревский. Я собрался и с ним поехал на тренировку. В ЗИЛ. 

— Прямо так резко сорвались? 
— Перед этим подошёл к тренеру Кузнецову, помощнику Садырина, обозначил ситуацию. Он позвонил гендиректору Степанову, и тот ответил: всё решаемо. 

— Как Перхун вытеснил вас из состава? 
— Он очень много работал, тренировался. А данные были. Серега заслужил своё место, тут вообще без всяких обид. Я ошибся в каком-то матче, поставили его. Сыграл удачно, стал выходить дальше. Это вратарская судьба. Получил шанс – пользуйся. А сел в запас – ругай только себя. Хочешь выговориться — подойди к зеркалу, посмотри в него и скажи: «Вот этот клоун виноват в том, что ты не играешь». 

— Хорошие у вас образы. 
— Всегда в себе надо причину искать. А у нас вся вторая лига ездит из команды в команду: там тренер виноват, тут меня не увидели.

— Знаем, вы очень тяжело пережили смерть Перхуна. 
— Это правда. Мне сразу того после злополучного матча с «Анжи» позвонили ребята из команды. Сказали, мол, с Сережкой плохо. Они улетели, а он там остался. Потом перевезли в Москву. Он несколько дней оставался в коме, пока не начали отмирать клетки мозга. Утром мне позвонили и сказали: всё, Сережки больше нет. Внутри всё опустилось. Потом, как пришёл в себя, поехал к гендиректору ЦСКА Николаю Степанову. Сказал, что полечу с ребятами в Днепропетровск – чтобы проводить Серегу в последний путь. Отпросился у Кучеревского. «Пару дней меня на тренировках не будет», — сказал я. — «Без вопросов».

— Если охарактеризовать Перхуна одним словом, какое выберете? 
— Замечательный. Впитывал в себя всё как губка. Всем интересовался, был въедливым к мелочам. Мне часто вопросы задавал. «Андрей, если я вот в такой позиции лежа нахожусь, можно ли в ней что-то сделать, спасти ворота?» Я отвечал: «Давай будем пробовать». Ложились, экспериментировали. 

— При вас в «Торпедо-ЗИЛ» начинал молодой Василий Березуцкий. Чем-то выделялся? 
— Здоровьем колоссальным. Неплохо выбирал позицию, головой играл здорово. Задатки были видны. Когда его и брата позвали в ЦСКА, я не удивился. В первом сезоне Газзаева все игроки были как на подбор, и футбол соответствующий – бей вперёд, а там поборемся. 

— Вы летом уже знали, что вскоре в ЦСКА придёт Газзаев? 
— Догадывались. Это было понятно даже по трансферам: Яновский, Мандрыкин, Гогниев. Слухи о Газзаеве ходили ещё за полгода до его назначения.

— Зимой он пришёл и отсеял всю старую гвардию — Бокова, Корнаухова, Кулика, Минько, Филиппенкова. 
— Он и от Сэма, Сережки Семака, хотел освободиться. Как я слышал. Но его отстояли. Расставание с ним бы тогда не поняли болельщики. 

— С вами Газзаев не разговаривал? 
— Он хотел оставить меня в команде – вторым вратарём под Мандрыкиным. Мы тогда сели втроём: Гинер, Газзаев и я. Но я оставаться в ЦСКА не захотел. Попросил отпустить меня обратно в ЗИЛ. «Я не чувствую, что слабее Мандрыкина, — сказал я им. — Я хочу играть. Сидеть — нет». Отнеслись с пониманием. И вторым взяли Димку Крамаренко. 

— Не жалели потом о своём решении? 
— Нет.

Леонидас, Филиппенков

— Три главных таланта, с которым вы играли в одной команде? 
— Первых двух назову не задумываясь. Радимов и Хохлов. Третий? Сложный выбор. Серега Семак — больше трудяга. Хотя нет, давайте его. Он молодец. Игру здорово вёл. 

— Леонидас – не талант? Помните, был в ЦСКА в 1996 году такой бразилец? Ярко начал и быстро пропал. 
— Как не помнить? Ему можно было морду бить на каждой тренировке. 

— За что? 
— За отношение к делу. Если его кто-то случайно задел на тренировке или пас не дал, мог просто уйти с поля. Сесть на кромке и сидеть. 

— Так что ж не били? 
— Тарханов его защищал. Если бы мы ему наваляли, совсем бы потерялся. Вот Самарони, другой бразилец, был мужик. Пахал от и до, наравне со всеми.

— Как часто видитесь с бывшими партнёрами по ЦСКА? 
— Часто не получается. Но в конце года обязательно собираемся – с ребятами, жёнами. А чаще всего все вместе встречаемся, увы, на похоронах. Три года назад к Сереге Филиппенкову ездили. Он прямо во время футбола умер. Работал тренером в Пензе. Играли в футбол ветеранами, схватило сердце, упал, умер. Грустно. 

— Филиппенков был своеобразным. Очень добрым и где-то даже наивным. 
— Простой парень из Смоленска. Над ним ребята по-доброму шутили. Больше всего ему от Хомы доставалось, Димы Хомухи. Они вместе жили на базе, и Хома его поддушивал. А Корень, Олег Корнаухов, ему как-то машину свою пульнул. У него была огромная, и Олег решил взять себе поновее. А эту Филу продал. Корабль, а не машина. И хреновенькая, если честно. Но Фил всё равно был рад – первая иномарка! Но она у него недолго ездила, через пару месяцев окончательно сломалась. Хома всё ржал над ним после этой покупки. Мол, нашли простачка из деревни.

29-й комплекс, Овчинников

— В начале 1990-х вы играли в Набережных Челнах. Это был бандитский регион. 
— Хох! 29-й комплекс — эта группировка была знаменитой на всю страну. Но нас, футболистов, они оберегали. И где-то финансами помогали. Мы жили в гостинице «КАМАЗ», семейного типа. Там в центре был ресторан. Зашли как-то, смотрим: стоят огромные баулы из-под хоккейной формы, а из-за них торчат приклады. Ребятки сидят, кушают. В ресторане никого, кроме них. Видят нас: «Футболисты?» «Да», — отвечаем. «Футболистам накрывайте, пускай покушают. У них сегодня вечерняя тренировка». И по городу тоже ходила молва: если кто футболиста тронет – найдут, и мало не покажется.

— Вы поработали с легендарным Валерием Овчинниковым. 
— Да, полсезона. 

— Знаменитый Борман удивлял разным. Ваш коллега по амплуа и по ЦСКА Гончаров вспоминал, как перед последней игрой сезона Овчинников кинул в раздевалке 11 маек – кто поймает, тот в составе. Байки ходили и о его тренировках с мячами. 
— Взяли в руки и побежали? 

— Ага. Вы что вспомните? 
— В Сочи история была. Дневная тренировка. Припекает. Спустились к полю, Овчинников говорит: «Так, бежим девять по 900 метров. Вратари тоже». «Отлично», — говорю. Пробежали. Полевые после этого пошли перепасовываться. А он обращается ко мне: «Видишь, там 10 барьеров стоят? Иди, прыгай». Я говорю: «Викторович, иди-ка ты в задницу. Я не выдержу». А он мне отвечает: «Ты у меня ещё в сборной играть будешь». «Не хочу, — говорю. – Я там уже был». 

— Забавно. 
— Плохое про Овчинникова говорить не буду. У него было одно качество: если он видит, что человек бьётся, Викторович расшибется, но для него сделает всё. А если заметит, что халтурит, этому человеку будет очень тяжело. 

— Про деньги, которые зарыты в чужой штрафной, установки слышали? 
— Нет, но мне рассказывали другое. Перед игрой он клал сумку с премиальными на бильярдный стол и говорил: «Там зелёное поле – и здесь зелёное поле. Чтобы забрать вот эту сумочку отсюда, идите и поубивайтесь там». Другой установки не требовалось. Но это было ещё в те времена, когда с финансированием в Нижнем был полный порядок. Когда я пришёл, всё уже изменилось в худшую сторону. Я куда ни приду – деньги там сразу заканчиваются. Как будто я их себе все сразу забираю (улыбается).

— Про футбол Овчинников хоть что-нибудь вам рассказывал? 
— Что-нибудь – конечно. Но особо не вникал. Нам нужна была физика – чтобы загрызть, забодать, затоптать. А в остальном всё понятно: защитники должны отбирать, нападающие забивать. А вратари – ловить. Вот и все установки. 

— А в «Факеле» вас кто тренировал? 
— Ирхин. Мы его называли «парикмахер». 

— Почему? 
— Постоянно ходил и причёсочку поправлял. Модный. Но команду создал боевую. Взял по сильному человеку в каждую линию. Им даже не надо было ничего объяснить. Главное было не портить. 

— У вас был контрастный переход: из высшей лиги во вторую. 
— Меня ребята сразу предупредили: «Андрюх, в этой лиге не надо читать игроков, предугадывать. Они могут и со своей половины поля жахнуть». Этот совет помог. Мы там 17 матчей выиграли, пока деньги были. А потом они резко закончились.

— Карьеру вы завершили в 34 года, в «КАМАЗе». Наелись? 
— Можно было играть ещё дальше, но однажды жена мне сказала: «Андрей, я не справляюсь. Растёт мальчик, начинает показывать характер". И всё, я закончил. Год поездил с ним по всем турнирам, издалека наблюдал. 

— Сын ведь хотел по вашим стопам пойти. 
— Он играл в воротах, где ему ещё играть? Я начал его подтягивать в молодёжку «Витязя», но случилась травма. Мы его полностью обследовали и хотели обойтись без хирургии, там две позвоночные грыжи. Видимо, парень вытягивался, а тренеры просмотрели с нагрузками. Но лезть в позвоночник с ножом? Я испугался. Он очень сильно переживал, но через пару месяцев успокоился. Сейчас заканчивает пятый курс, учится на спортивного менеджера в РГУФКе.

Бразилия, кража, вискарик

— Ваш единственный матч за сборную России был в Бразилии. Эпичная игра. 
— 1998 год, ноябрь. Чемпионат России к этому моменту уже закончился. Мы были пустые как барабаны – совсем без эмоций. Многие отказались от этой поездки, в основном спартаковцы. Нам говорят: «Давайте, «армейцы», выручайте». 

Прилетели, потренировались, а утром зачем-то нас повели к океану. Поплескались, вышли. Но куража это не добавило. Выгоревшие все. Вот и получили пятёрку. Зато потом отдыхали неделю. А нам домой хотелось, к жёнам, устали уже друг от друга. На другие лица посмотреть.

— Вы тогда пропустили четыре мяча из пяти. Один точно на вашей совести. 
— Да, ловил мяч и загрёб его в ворота. Потому что концентрации совсем не было. Ничего, после игры махнул вискарика, расслабился. Правда, на следующее утро нас ещё на тренировку повели. Не понимаю зачем. Сезон-то закончился. После этой тренировки нас обокрали. 

— Как? 
— Мы тренировались на пляже. Оставили на берегу шорты, майки. За ними должны были присматривать администраторы. Вернулись, оделись, пошли с Женькой Варламовым к отелю. Заходим, нам говорят: «Тут два российских паспорта подкинули. Не знаете, чьи?» Я говорю Женьке: «Интересно, какие дурни взяли с собой на пляж паспорта?» Открываем: Варламов, Новосадов. 

— Чудесно. 
— Оказывается, Женька с собой взял. И потом даже не вспомнил, что они у него в шортах были. Я говорю: «Ты соображаешь? Мы бы с тобой вообще отсюда не улетели тогда». 

— Так что пропало-то? 
— У ребят деньги, часы. У нас, кроме паспортов, которые потом вернули – ничего. Спасибо жуликам – сознательные оказались. 

— Матч с Бразилией – из разряда тех, что хочется забыть? 
— Нет, почему? Зато за сборную сыграл хоть разочек. Тоже память. Вообще у меня мечта была – в 1998 году поехать со сборной на чемпионат мира. Но мы туда не попали. Зато в Бразилии сыграл. Хоть частично, но сбылось.

«Витязь», настоящее

— Сейчас за ЦСКА болеете? 
— Конечно. Порой и на стадион выбираюсь. На Лиге чемпионов недавно был. 

— Клуб билеты делает? 
— Какое там? Друзья-болельщики приглашают. Лишний билет нарисовался, звонят: «Пойдёшь?» «Пойду!» 

— У вас с активом фанатов ЦСКА, кажется, были близкие отношения. 
— Они и сейчас остались. 

— Коллеги в интервью писали об одном случае: мол, перед кубковой игрой в Томске в 1999 году вас друзья-фанаты так напоили, что во время матча вам было нехорошо. Реальная история? 
— Чушь собачья. Кто-то ляпнул – и стали разносить. Как вы это себе представляете – чтобы меня перед игрой напоили? Я ни разу в жизни не позволил себе встать в ворота под градусом. Чтобы потом это аукнулось моей семье и я ребёнку лишнюю конфету не купил? К тому же мы вообще не общались с фанатами перед матчами. Они и сами в этом смысле деликатные, не досаждали. Понимали: команда готовится. После игры: другое дело. Сфотографироваться, взять автограф – пожалуйста. 

— В целом карьерой довольны? 
— Вполне. Я всегда мечтал быть футболистом. Я даже в елочную игрушку засовывал пожелания: хочу быть футболистом и человеком. Теперь бы ещё тренерской карьерой быть довольным. 

— Когда закончили, было футбольное голодание? 
— Я в ЛФЛ поигрывал, ребята приглашали. Даже чемпионами стали в своем округе. А потом потихоньку начал работать, и уже не до этого было. Да и понимал: своё отыграл. И не тянет. Сейчас шесть часов на поле проведешь, домой приедешь – сил нет. На кровать ноги бросишь – лежишь, отдыхаешь. 

— Вы в «Витязе» почти 10 лет. От добра добра не ищут? 
— Наверное. Я устраиваю руководство, меня всё устраивает.

— Вы территориально там близко живёте? 
— Я в Москве живу, но на юге, да. Но тогда это было неважно, а важно было найти работу. И тут поступило предложение из «Витязя». 

— Там был кто-то знакомый? 
— Через Павла Андреева, он порекомендовал. 

— Вы три месяца в «Витязе» были главным тренером. Почему не продолжили? 
— Почувствовал, что не моё. Гендиректор клуба прямо говорил: «Иди, учись, будешь главным на постоянной основе». Я отказался. Мне нравится то, чем я занимаюсь сейчас.

— В Подольске уже полтора года нет профессиональной команды, только детская школа, где вы сейчас и работаете. Почему? 
— Из-за долгов. Стандартная российская история. 

— Не обидно, что ваш опыт не востребован на более высоком уровне? 
— Сейчас пошла тенденция: все ходят из команды в команду со своими бригадами. Им так удобнее. 

— Многие из ЦСКА 1990-х готов работают в «армейской» школе – Корнаухов, Варламов, Боков, Минько. Вам хочется? 
— Пока разговора не было. А раз так, смысл обсуждать? Мало ли, кто чего хочет. Посмотрим, как жизнь сложится. Я живу настоящим.