10 июня Александру Зыбину, форварду легендарного ЦСКА 80-х годов прошлого века, исполнилось 55. На его глазах прошла одна из самых ярких эпох отечественного хоккея. Восьмикратный чемпион Союза, девятикратный обладатель Кубка европейских чемпионов, победитель молодежного чемпионата мира. Он был рядом с Тихоновым, Харламовым и самой знаменитой пятеркой советского хоккея. Доиграл до 40, чтобы потом поработать бок о бок с непревзойденным мастером слова Сеичем — хоккейным болельщикам не надо расшифровывать его имя и фамилию. В канун юбилея Александр Зыбин по нашей просьбе отмотал назад старую кинопленку и предался воспоминаниям. И ни одну из этих историй невозможно было выдумать.

— Путевку в большой хоккей мне дал Валера Харламов. У нас как-то было упражнение «один в один», я играл против Лутченко. Валера сидел на борту, смотрел, что я делаю, и сказал: «Этот парень будет играть в хоккей». Он всегда опекал молодых. Когда его не взяли в Германию, мы, пятеро молодых, тренировались с ним, он нас ни на шаг не отпускал. В ресторан кормить водил, клюшки свои давал. Был у нас в ЦСКА администратор Егорыч. У него снега зимой не допросишься. А я играл харламовскими клюшками, ему по спецзаказу делали. И Вовка Крутов этими клюшками играл поначалу, пока не стал настоящим Крутовым, и ему тоже стали по заказу привозить. Как-то у меня клюшка сломалась, и Валера мне говорит: «Иди, возьми в кладовке у Егорыча сколько надо». Разумеется, тот мне ничего не дал. Тогда Валерка сам пошел к Егорычу и принес мне сразу десять КОХО. Егорыч орал, бесился, но сделать ничего не мог. Пришлось эти клюшки отнести домой и оттуда брать на тренировки: хранить их в кладовке уже было нельзя.

— С Крутовым мы вместе росли, мальчишками играли в одной команде. Иногда нас ставили играть с ребятами на год старше. И однажды они «горели» 0:3, и Крут (он сам вспоминал об этом) сказал: «Сейчас Зыба приедет, и мы выиграем». А я учился во вторую смену. Приехал, забил, и мы выиграли. И потом как-то все выросли, а я нет. И последний шанс у меня был «зацепиться» в юношеской сборной России. Отец тогда сказал: или ты начинаешь играть, или заканчиваешь. Поехали на финал, Крутов стал лучшим нападающим, а я — лучшим бомбардиром. Анатолий Фирсов потом отцепил двоих ребят 1959 года и взял на финал двоих 60-го — Вову Крутову и Колю Маслова. Так у нас все и завертелось. Нам было по 17 лет, когда мы провели первую игру за ЦСКА. Было это в конце сезона, нас поставили против «Трактора». Там тогда играли Картаев, Белоусов, Шорин. Я вышел вместе в тройке с Крутовым и Фуниковым. Сзади у нас играли Мелин и Цыганков. Проиграли 3:5, но своим звеном гол забили. Я-то думал, хуже будет. И на предсезоке перед следующим чемпионатом меня поставили уже к Петрову. У нас неплохо получалось. Правда, ровно до того момента, пока Гена Курдин не нанес травму Петрову во дворце спорта ЦСКА. Я даже число помню — это случилось 5 ноября. Сильнейшее сотрясение. Мы как раз с Уфой играли. Я даже и не заметил, как это произошло. Увидел лишь, как наш врач Игорь Силин подбегает к Петрову, а у того шлем полный крови. Причем Владимир Владимирович потом даже не помнил, как всё случилось. А если говорить про Вову Крутова, то он был бомбардир от Бога. Но надо признать: если бы не Тихонов со своими жесткими требованиями, там полкоманды могло «потеряться». Думаю, если бы он нас не запирал на базе по 300 дней в году и не контролировал наш каждый шаг, столько побед ЦСКА и сборная вряд ли бы одержали.

— Мне посчастливилось играть с большими мастерами. Выходил с Николаем Дроздецким в одной тройке, а когда ЦСКА в 1985 году поехал на Суперсерию, к нам поставили Сережу Шепелева. Коля — жадный до гола человек, в каждой игре хотел забить. Бомбардир, универсал. Если вдруг или я, или Витя Жлуктов не отдавали, мог на нас накричать в раздевалке. Если в какой-то игре он очков не набирал, считал, что матч неудачный. А так очень душевный и открытый человек. Такой же и Жлуктов. К сожалению, после окончания карьеры у него возникли серьезные проблемы с ногами, он давно прикован к инвалидной коляске. В свое время ребята, игравшие в НХЛ, собирали ему деньги на лечение в Америке, но операции не помогли.

— Хорошо помню молодежный чемпионат мира в Финляндии в 80-м, где мы выиграли «золото». Там Крутов играл вместе с Ларионовым и Головковым из Риги, тот вроде сейчас мясником работает. Группа была у нас очень сложная. В группе всех обыграли, в финальной пульке «бодались» со шведами, и Крут забросил победную шайбу. И потом финнов обыграли, у которых тогда очень сильная «бригада» была. Там народ в Финляндии с ума сходил: мы на автобусе не могли ко дворцу подъехать, чуть на раскатку не опоздали — все было забито болельщиками. Долгое время 1:1, и Вова минут за семь до конца забивает, мы побеждаем. Его лучшим игроком чемпионата признали. Потом Крутова сразу в первую сборную взяли. Тогда еще Волчков на «Динамо» (а мы там катались, когда старый дворец ЦСКА разрушили) палец сломал.

Удивительно, как в Лейк-Плэсиде мы не выиграли? Такая «балда» была! Но, видимо, думали, что раз перед Олимпиадой американцев в одну калитку обыграли, значит, и в финале должны. Но пропустили одну, вторую, думали, сейчас забьем, сейчас забьем, а американцы стали костьми ложиться. Перебросали их, по-моему, в четыре раза, но проиграли 3:4. Я, помню, спустя какое-то время в Лейк-Плэсид приезжал со второй сборной на восемь игр, так американцы все успокоиться не могли, только о той победе и говорили. И по всем телевизорам ту игру крутили. А Тихонов после этого стал ветеранов потихоньку отодвигать — сначала Михайлов вывел команду на матч со «Спартаком» и присел на лавку, потом Харламов погиб, а затем и Петрову пришлось закончить.

— Летом 81-го мы сыграли в Италии на Кубке европейских чемпионов, Харламов стал лучшим бомбардиром, а перед Кубком Канады вместо него берут Светлова. Шок, никто не понял, почему. Мы как раз ехали с ЦСКА на автобусе в Архангельское, и вдруг нам говорят: Харламов разбился. Моисеев сказал, что надо доехать до базы и уточнить информацию. Приехали, там всё подтвердилось. Разумеется, тренировку тут же отменили. Помню, еще дождь моросил, и мы поехали обратно в Москву. Таких похорон я никогда не видел: вся Москва приехала проститься. На столбах висели, невозможно было шага пройти.

— А еще одна трагедия случилась на моих глазах. Весна, мы тренировались в щадящем режиме. Провели двустороннюю игру — защитники против нападающих. Ничья. Решили буллиты пробить. И Володя Корженко, который только месяц назад приехал к нам из Горького, стал выкатываться против Сашки Тыжных. Убирает шайбу, а тот клюшкой попадает ему в правый конек, под опорную ногу. Корженко не смог сгруппироваться, ударился в борт спиной. Его начали поднимать, он стал страшно кричать от боли. Доктор наш поехал с ним в госпиталь имени Бурденко, и там недели через две Корженко умер. Талантливый парень, «поляну» хорошо видел. Рос без матери и отца, но очень хорошо учился, был лидером юношеской сборной. И вот такая трагедия. Тыжных сильно переживал, но винить его было не в чем — он вратарь, и в том эпизоде просто старался выбить у нападающего шайбу.

— Нагрузки в ЦСКА были сумасшедшие. Кто смог переносить — тот оставался. Самое жуткое упражнение — 16 по 400. Три раза в неделю у нас была легкая атлетика. А перед этим еще на Песчанке 30 минут разминка с Моисеевым на трибунах. А это уже была как тренировка, хотя основная часть позже начиналась. Легкоатлеты, которые одновременно с нами занимались, смотрели на нас и ничего понять не могли: они сначала не спеша потянутся, а затем разочек пробегут. Потом повторяли. И всё удивлялись, как это мы живы были после таких тренировок? А что делать? Еще все и во время укладывались. Баллоны таскали, по три круга атлетизма с тяжелыми весами. На моей памяти только один раз Тихонов легкую атлетику отменил, когда на улице было +35. А если +30, то нормально, бегали. А в конце тренировки на льду обычно десять кругов бежали — и ветераны, и молодые. Борис Петрович Михайлов всегда любил говорить: «Пусть бегают те, кто играть не умеют». Но бежать все равно приходилось, хотя он и с Тарасовым столько набегался! Думаю, нынешнее поколение таких нагрузок не выдержало бы. Хотя зарплаты сейчас не чета нашим: я не понимаю, почему у нас посредственный игрок может получать сотни тысяч долларов. Вот убейте, не пойму.

— После сезона ЦСКА обычно выезжал на восстановительный сбор в Германию, в расположение группы советских войск. И как-то Моисеев с Кузькиным отвезли нас в город Шверин километров за десять. И бросили. Сами сели в машину и уехали нас встречать около бассейна. Дали времени час с небольшим, чтобы прибежали. Юморных ребят тогда в команде хватало. И Коля Дроздецкий остановил грузовую машину, мы туда сели и поехали. Примерно за километр до бассейна выгрузились, намочили футболки и прибежали. Тренеры еще удивлялись: как же мы в этот раз быстрее часа уложились? Какие-то сомнения у них зародились. И в следующий раз, когда они нам «десятку» дали, кто-то из ребят не добежал. Моисеев тогда сказал Кузькину: «Григорич, я тебе точно говорил: они в первый раз на машине приехали!». Но не пойман — не вор.

— Я всегда был рядом со сборной СССР, но в команду так и не попал. Наша тройка, где я играл со Жлуктовым и Курдиным, тогда здорово смотрелась. В ноябре 80-го мы готовились к матчу с киевским «Соколом». Конец тренировки, я стою у бортика и разговариваю с доктором. И одновременно разыгрывали пять на четыре. Курдин запускает шайбу, Жлуктов ее пропускает, и мне пришлось с ходу ее бросать. Конек попадает в трещину. Ногу заклинило. Меня положили на кушетку. Доктор с массажистом мною занялись: нога сгибается, а разогнуться не может. Попытались вправить. Через десять дней Моисеев приезжает ко мне домой на Водный стадион, а у меня нога опухла до невозможности. Мой друг, который был главным тренером регбийного «Локомотива», посоветовал ехать в ЦИТО к Зое Мироновой. Она только дотронулась и сразу все поняла: надо делать операцию, это мениск. Сама меня и оперировала. Время, конечно, было упущено, а потом на моем месте оказался Андрюха Хомутов. И попал в струю — три золотых медали на Олимпиадах выиграл.

— В 1988 году поругался с Тихоновым. Играем в Воскресенске. Шайба идет по борту, кто-то из левых нападающих ее не успел перехватить, раз-два — нам гол забили. А меня на льду уже не было. Тихонов же обычно стоял лицом к игрокам, момента этого не видел, но начал орать на меня. Я встал и пересел на другой конец лавки. Он за мной туда и снова орет. Поцапались. На следующий день меня вызвал. Я понял, что вчерашний эпизод он мне не простит. Решил Тихонов в итоге отправить меня из ЦСКА, но так, чтобы я не играл ни в одном московском клубе. Не хотел, чтобы я кого-то усиливал. Хотя меня Борис Майоров звал в «спартак», чтобы я играл в тройке с Шепелевым и Капустиным. В итоге мне пришлось ехать в Ярославль, как раз Коля Вакуров «нарисовался», который Сеичу по селекции помогал. Играл в «Торпедо» в звене с Игорем Масленниковым и Мишкой Васильевым. Выиграть у нас в Ярославле было практически невозможно — два-три уже в первом периоде забивали. Помню, только один раз проиграли дома московскому «Динамо» 1:2. А так всех «прибивали».

— Помню, как участвовал в первом Матче Звезд в Новокузнецке в 1999 году. Был чартерный рейс, мы прилетели под утро, отдохнули, позавтракали и сразу отправились на арену. Вадику Тарасову еще до игры пообещал, что забью. И во время матча ему между ног шайбу пустил, и на буллите тем же приемом обыграл. Думаю, болельщикам было что вспомнить. А нам на память об игре сделали именные перстни, которые Роман Хайретдинов вручал.

— Был памятный случай, когда Борис Петрович увел команду со льда. Это было в Тольятти в 1993 году. В Питере проиграли «Ладе» по буллитам, там у них Болсуновский здорово сыграл. В Тольятти первую игру 3:2 выиграли. На следующий день они ведут 2:1. И в каком-то эпизоде два нападающих «Лады» откровенно сбивают с ног нашего вратаря и пропихивают шайбу в ворота. Судья из Новосибирска не моргнув глазом гол засчитывает. Петрович начал возмущаться, а когда ничего не добился, увел команду в раздевалку. Пятнадцать минут сидели, потом позвонили из Федерации и пригрозили огромным штрафом. Пришлось идти обратно. 1:4 проиграли. Уже потом, через несколько лет, я встретил этого судью и спросил у него в глаза, что тогда было. Он честно признался — получил «Волгу-2410». Новую. За одну игру!

— Я успел несколько лет поиграть за границей — в Австрии, Италии, Швейцарии. В Швейцарии именно наши — Хомутов, Быков, Шастин, Кожевников, Михайлов — подняли хоккей на новый уровень. В Австрии играл в Вене, у нас в команде были одни канадцы. Они туда доигрывать приезжали. С канадцами мне было сложно найти общий язык, но все равно 64 очка за сезон набрал. Но Марти Даллмэн из «Торонто» (один приличный игрок был) меня опередил — набрал 70. Тренером у нас был Гуреев. А его канадцы на три буквы посылали: хотели — тренировались, не хотели — нет. В конце сезона он начал мне предъявлять претензии, что я, мол, сбавил к себе требования. И говорит: «Знаешь, сколько на твое место народу хотят!». Я ему: «А на ваше место знаете, сколько хотят!». Слово за слово, конфликт. У меня было уже предложение из Швейцарии. Деньги предлагали хорошие. В Вене-то, когда я играл, больше половины отдавал «Совинтерспорту». На руки получал три с половиной тысячи долларов — четверть суммы контракта. Все остальное шло в Москву. Еще в свое время и отпускать не хотели. Пошел домой к Козину с телевизором, чтобы помог выдать трансферную карту. Но тот, правда, от подарка отказался.

В Италии уже было полегче — нас там четверо русских было: я, Барков, Ткачук и Елаков. Играли по парам, минут по 30 игру. Времени свободного после тренировок было выше крыши — иногда не знал, чем себя занять. Это жене хорошо было — пошла по магазинам, где можно было целый день провести. Правда, я тоже старался себя чем-то занять — в Австрии частенько на футбол выбирался, тогда еще «Аустрия» здорово играла. А в Италии подружился с двумя братьями, которые прямо перед моим домом пиццерию держали. Я их потом всегда на хоккей проводил. У них есть такая традиция: когда в заведение заходит важный гость, на пол кидают поднос, чтобы посетители обратили на гостя внимание. Так вот, я с семьей каждый раз заходил под звук падающего подноса. В какой-то момент нам даже стыдно стало — мы же никогда не платили за пиццу. А если пытались дать деньги, они обижались. В итоге мы как-то долго не появлялись, так один из братьев пришел к нам домой и принес три пиццы. Но мы их отблагодарили потом русскими сувенирами — жена привезла из России павловопосадские платки, икру и самовары.

— Я доиграл до 40 лет во многом из-за того фундамента, что заложили тренеры во времена моей хоккейной молодости. Это уж ближе к сорока Борис Петрович Михайлов давал мне некоторые поблажки. В сезоне 2000/2001 годов московское «Динамо» предлагало контракт — помню, тогда кто-то звонил от Билялетдинова, им в тот год нужен был опытный человек в команде. Но Сергей Николаев меня переубедил: «Зыба, давай заканчивай, поехали со мной на работу в Саратов». Таких, как Сеич, мало. Мог и отругать и пошутить, безумно любил хоккей и хоккеистов. К нему постоянно тянулся народ. После игры тренеры соперников обязательно приходили к нему в тренерскую на рюмку чая. И уезжали всегда тяжело. Сколько у него выражений коронных было! Но они все не для печати.

Но Сеич был такой человек, что всем клубным руководителям всегда говорил правду в глаза. Почему его из Уфы убрали? Он сказал Даукаеву, что школа плохо работает. А там руководил брат Даукаева. В Новосибирске президенту «Сибири» Ненахову, который создавал нездоровую обстановку в коллективе, тоже всё говорил в глаза. В Саратове у Сеича случился инфаркт, потом его позвала Уфа, и он мне сказал, чтобы сезон-2000/2001 я заканчивал. И мы здорово сыграли, правда «по звонку» проиграли «Спартаку» одну из домашних игр. Он боролся с «Крыльями» за выход в Суперлигу. Мы «Крылья» «хлопнули», потом в первой игре «Спартак» 5:2 обыграли. Во второй после первого периода ведем 2:1, но затем начались закулисные дела. Смотрю, моего помощника после перерыва нет на лавке. Его вызвали наверх. Он пришел, ничего мне не сказал. Но я почувствовал, что что-то произошло. Оказалось, что в перерыве, когда я с судьями пошел ругаться, он сказал ребятам, что надо «спартаку» помочь. Игру отдали, Ковальчук, помню, два забил, но ребята так ничего и не получили. Правда, мы и так в четверке были, поэтому для нас эта игра ничего не решала.

Потом поехали время финального турнира играть в Новосибирск. Там у Киселева шесть звеньев и у меня — два с половиной. 2:1 их обыграли. И там тоже к нам подходили, предлагали матч отдать. Пришлось двоих с игры снимать. Мы еще не успели приехать, а в нашу раздевалку уже пришли люди с предложением. Потом в гостиницу ко мне приезжали. Но мы их «хлопнули», и после нас тренера в Новосибирске сняли.

— Жену мою зовут Рена, она азербайджанка. Папа у нее азербайджанец, мама русская. Тесть был директором Театра песни под управлением Рашида Бейбутова, легендарный человек в Баку. Теща работала в этом театре костюмером. Как-то к моему другу Сереже Куприну, игравшему за «молодежку» ЦСКА, пришел на день рождения и там с будущей супругой и познакомился. В 1985 году поженились, гуляли в зеркальном зале ресторана «Прага». Помню, Юлий Гусман у нас на свадьбе был, Володя Морозов, муж певицы Александры Стрельченко. Хоккеисты тоже были, правда, немного, мы в июне поженились, а в это время все старались куда-нибудь в отпуск уехать — у нас же был всего месяц свободный от хоккея. У дочери моей двое детей, так что я дважды дедушка. Внуку три года, он с клюшкой не расстается.

— Сейчас мне предлагают заниматься селекцией в питерском «Динамо». Раздумываю. Если честно, это немного не мое. И есть у меня еще вариант поработать за границей. Тоже думаю. Надо постоянно быть в тонусе — вот уже два с половиной месяца на лед не выходил и чувствую, стал в весе прибавлять. А как по-другому, если жена-азербайджанка хорошо готовит? Но я быстро приведу себя в форму. А так, оглядываясь назад? Я ни о чем не жалею. Играл в лучшей команде СССР, рядом со знаменитыми хоккеистами. Много стран повидал, много событий интересных произошло, так о чем жалеть. А сколько еще интересного впереди!